ПРИЛОЖЕНИЕ
Тексты новых произведений Анатолия Алексина

• МОЛЧУН
  ГОНКИ
  ФРАЗЫ
  ОТКРОВЕНИЯ СВАХИ,
  КРАСАВИЦЫ,
  НЕСГОРЕВШИЕ ПИСЬМА,
  "КОГО ТЫ БОЛЬШЕ ВСЕХ ЛЮБИШЬ?",
  ЗЕМЛЯКИ,
  СУДЬБА ПРИГОВОРА,
  МАЧЕХА,
  «СМОТРИ МНЕ В ГЛАЗА!..»,
  ОБГОН,
  ОХРАННИК,
  ШАГИ

ФРАЗЫ
Рассказ

Романы во младости он заводил исключительно с замужними женщинами. Так было спокойнее: никаких особых претензий, никаких попыток надолго заманить, обженить. Это его устраивало... Заодно он с интересом наблюдал, как они, активные участницы тех пылких романов, одурачивали своих супругов.

Нельзя сказать, что в часы свиданий женщины не расставались только с ним, - не расставались они и с телефонами: время от времени непременно звонили своим мужьям. Настойчиво проверяли, где они находятся ( по причине «заботы» о них!) и когда будут дома. Если же супруги задерживались, жены устраивали сцены «подозрений и ревности».

- А если я вот прямо сейчас проверю, не обманываешь ли ты меня? – говорила, подмигивая ему, одна.

- А если я всё-таки внезапно накрою тебя?! – угрожала, находясь в его объятиях, другая.

Но особенно изумляла третья: она полуплача объясняла супругу, как безумно скучает без него, как считает не часы, а минуты, дожидаясь его возвращения с работы домой. Сообщала, что пойдет по ненужным ей магазинам, дабы часы их разлуки незаметнее пролетели, А, повесив трубку и лихо подмигивая, говорила любовнику:

- Всё в порядке. И как хорошо: можем не торопиться!

Нет, он не увлекался ими одновременно, - это случалось в разные периоды его разгульного дон-жуанства. Все трое были разными, - не разными были только их приёмы и хитрости. С тех пор он стал относиться ко в с е м женщинам весьма настороженно.

«Остерегайся обобщений!» - сказал ему друг, считавшийся мудрецом. Но к данной его мудрости он не прислушался... Более того, дал самому себе клятву, обет вообще никогда не влюбляться и не жениться.

Но только успел он уверенно, без малейших сомнений принять сей обет, как внезапно на жизненном пути его возникла Валентина... Показалось, откуда-то свыше ему дали понять, что с о б е т а м и следует быть осторожнее...

Валентина не была похожа ни на одну из сонма знакомых ему представительниц, как принято считать, «прекрасного», но не- уважавшемуся им в ту пору пола. «Берегись обобщений!» - посоветовал ему во сне уже не голос мудрого друга, а голос, спорить, дискутировать с которым он не посмел.

Валентина, явившаяся трудиться в общий с ним институт, самоуверенно именовавший себя «научным», не обратила на него никакого внимания. А он не привык, чтобы женщины так с ним обращались... Кроме банального «здравствуйте!», он долго из уст её ничего не слышал.

Самолюбие его, привыкшее к женскому интересу, было унижено. Он старался как можно чаще попадаться ей на глаза. Но одни только глаза ее его и замечали. Да и то бегло... Иной интерес, столь для него привычный, отсутствовал.

А её, между тем, стали пристально замечать все мужчины того научного заведения. И было что замечать... Непохожесть являлась главной её приметой. Он знал, что индивидуальность – признак таланта. Но в данном случае это было и признаком женской неотразимости. А он не привык подчиняться тем женским качествам... Однако пришлось подчиниться.


Это произошло, когда он с ней получили одно и то же задание... Женщинам чаще всего свойственна добросовестность, пунктуальность. Это было не чуждо и ему. Но не при выполнении того рокового з а д а н и я... Впрочем, о «выполнении» его он даже не помнил, - весь его мужской интерес устремился на Валентину. Работа требовала внимания, пристального интереса к научной сфере. Но сфера эта не сочеталась со сферой внезапно нахлынувшей на него страсти, которая отторгла всё иное, заполнила собой не столько внимание его, а, как он со страхом почувствовал, всю его жизнь. Подобный накал безумия не терпит присутствия каких-либо других чувств. Он захватывает, заполняет собою всё...

Куда испарились его прежние самоуверенность, наглость? Он пытался ухватиться за них, но обнаружил беспросветную пустоту. Куда-то они девались, расстались с ним...

Но женщинам он по-прежнему не доверял. Быть может, таким образом от них спасался. Валентине же ему вдруг непривычно захотелось поверить. Хотя верить еще было нечему...

Однако он нежданно, помимо воли, огорошил её фразой, которую никогда прежде не произносил:

- Я не смогу жить без вас...

Женщинам такие признания могут показаться подозрительными. Особенно если к ним нет никакой подготовки.

Но она слегка побледнела и задала ему осторожный вопрос:

- Вы уверены?

- Я только в этом сейчас и уверен!

Да, всё остальное куда-то девалось. Кануло...

Чуть-чуть помедлив, она нежданно отреагировала:

- Я почему-то вам верю. Хотя – не сочтите это нескромностью! – привыкла к оголтелым признаниям. И всегда относилась к ним с недоверием.

- Вы, значит, часто внимали им? – ревниво, будто уже имел на это право, вопросил он.

- Не внимала, а просто слушала...

И хотя он продолжал недоверять женщинам, но в каждую е ё фразу почему-то впивался с неведомым ему волнением. И незнакомым нервным желанием всё о ней разузнать. Выяснить истину, которой прежде от женщин не требовал...

Чем упорнее он допытывался, тем с большей пристальностью она вслушивалась в его слова. И благодаря этому, вдруг появилась надежда, которой он прежде от женщин не ждал. Которой побаивался... Всё прежнее не потихоньку, а как-то сразу его покинуло. Возникла незнакомая ему необычность. Необычностей же он опасался... Хотя прежние взгляды, опасения, прежняя склонность к банальным взглядам и поступкам куда-то отступили...

- А я представляла себе вас абсолютно иным человеком, - внезапно произнесла она. Показалось, что встреча с ним неожиданным образом заинтересовала и её.

«Не попадаю ли я в сети?» - всколыхнулась неприятная мысль. Но он уже был в сетях...


Когда внезапно расстаешься с тем, что считал своим неразлучным спутником, новое, необычное уверенно и опасно завладевает тобой. Абсолютно отторгает от бывшего...

- Вы покорили здесь весь сильный пол.

- Весь? Так не бывает.

- Почему?

- Потому что многие вообще не умеют кому-либо и чему-либо покоряться.

- Я сам был таким. Но вы переделали, переродили меня. И я сойду с ума, если вы откликнитесь на кого-либо... Кроме меня.

- Вы так ревнивы?

- Прежде никогда не был. Но вдруг... Одним словом, я хочу принадлежать вам. Но и вы... ни в коем случае не должны...

- Столько условий!

- Вы не должны, не можете никому из них покориться.

- Хотите правды?

- Только на неё и рассчитываю.

- Я благодарна вам.

- За что?

- За такую вашу влюбленность. И, извините меня, за ваши страдания.

- Я могу не выдержать их.

- А если я начну страдать из-за ваших страданий, вы меня пожалеете?

- Разве я могу успокоить вас... своим сумасшествием?

- Это не сумасшествие. Отныне это нормальность. Потому что и я тоже...

- У нас с вами, мне чудится, с некоторых пор, не сочтите это самоуверенностью, всё взаимно. Бывает, слава Богу, что на чувства и преданность отвечают чувством и преданностью. Неужто такое и у нас с вами реально? – еле слышно, с надеждой спросил он.

- Как видите.


- Вас не испугает моё состояние? – поинтересовался он. – Скажу прямее: моё здоровье?

- Разве я могу спокойно взирать на любую вашу беду?

- Тогда отриньте от себя всех своих поклонников!

- Вы так ревнивы?

- Повторяю: никогда раньше не был. Но сейчас вообще перестал быть самим собой.

- Поверьте... я счастлива... – прошептала она.

- Тогда дайте мне слово. Подарите мне обещание...

- Любое!

- Отбрасывать от себя мужские взгляды и комплименты!

- Обещаю откровенно на них обижаться. И тогда, надеюсь, они...

- Обижайтесь! - перебил я. – И говорите наглым приставалам, что они не имеют права...

- Потому что... я могу принадлежать только одному человеку. И такой уже есть!

- Спасибо... – прошептал он. И перехватил ладонью слезу. А потом и другую.


Через неделю они поженились. Казалось, он должен был наконец успокоиться. Но его прежнее недоверие к женщинам не только не улетучилось, а, похоже, удесятерилось. Он следил бдительно, по сумасшедшему за каждым её шагом. Всё это усугубилось еще тем, что Валентина стала преуспевать в их научном заведении. Она даже совершила чрезвычайно важное открытие, о котором широко известила центральная пресса. Его это задело за живое, так как пока никаких открытий он не совершил. Кроме одного: «Валентину возносят её поклонники и в институте и на газетных страницах». Вместо того, чтобы и самому стремиться к успехам, он страдательно пытался докапываться до того, кто именно её «продвигает».

Пик мучений настиг его в тот день, когда Валентину вместе с ученым сорока пяти лет, который и совершил с ней то открытие, задумали отправить на зарубежный научный «коллоквием». Этого он допустить не мог:

- Или ваша совместная поездка... или наша совместная жизнь!

Она заплакала, принялась его успокаивать, объяснять, что это безумие, которое её оскорбляет. Но от участия в коллоквиуме всё же отказалась. Якобы по состоянию здоровья...

Он дошел до того, что потребовал, чтобы с «привлекательным», как считалось у них в учреждении, а, на его взгляд, безнравственным, завлекавших доверчивых женщин «ученым» она прервала любые контакты. И даже перестала с ним здороваться... Последнее требование было чрезмерным, но чрезмерно тяжким были и его предположения, догадки. Избавиться от которых он был не в состоянии.

Валентина уже не заплакала, а бурно разрыдалась. Назвала его безумцем и эгоистом. Но несмотря на столь ужасные его выходки, расставаться с ним ни на день единый не собиралась. Хотя регулярно этим ему угрожала. Однако угрозы угрозами, а поступки поступками.

Он извинялся, утешал её, заверял в своем безумном обожании её ( не исключено, что даже в сумасшедшем!), но от своих требований не отказывался.

Ревность стала главной его неотступностью. Это было мучительно. Но излечиться, освободиться от неё было не в его силах. Эгоизм превосходил справедливость. Но неудержимая привязанность к нему заставляла её всему этому подчиниться, терпеть...

Она активно отметала малейшие мужские притязания. Была необыкновенно ласкова и заботлива... Всё-таки однажды он сказал:

- Тебе их бесцеремонные атаки нравятся! Если я увижу... Если я только...

- Перестань угрожать. Я этого не заслуживаю.

Однако ревность редко бывает объективною, справедливой. Она действует напролом...

Его недоверие постепенно увеличивалось, становилось всё более грозным – прямопропорционально малейшим на то поводам.

Она упрекала себя в том, что любила его сильнее, чем сына от первого брака. Мальчик остался с отцом.

- Мне стыдно самой себе признаться... Что поделаешь? Это грех, но это и факт: в самом деле ты дороже мне даже сына. Порой я сама не могу в это поверить. А потом про себя надеюсь, думаю: «Может, такая любовь к тебе не вечна, а любовь к сыну не имеет финала...»

Ему же представлялось, что она произносит подобные, редкостные «откровения», чтобы убедить его в неправде, во лжи. Вступать в спор, в конфликт с ревностью, сумасшествием абсолютно бессмысленно: сумасшествие победит.


- Хочу поставить точку на всей нашей совместной жизни! – однажды вечером сгоряча заявил он. – То, что я увидел, не может быть прощено. Я вот этими собственными глазами видел, как ты обнимала и даже целовала молодого мужчину. Прижималась к нему...

Слово «прижималась» было особенно ему неприятно.

- Это хирург. Он продлил жизнь моему брату.

- Когда это было!

- Чувство благодарности не имеет срока.

- Благодарность можно выразить словами. Но ты, повторяю, прижималась к нему. Пылко целовала в одну щеку, потом в другую. И он отвечал тебе поцелуями... Потом вы поехали в ресторан. Я наблюдал... Возражать, отпираться глупо. После этого расстаются.

- Если это не только фраза... если ты говоришь всерьез, я в свои тридцать пять лет покончу с собой.

- А это что за фраза такая?! Подобными фразами не бросаются. Не запугивают... Пойди на балкон, подыши свежим воздухом. Это помогает очухаться и прийти в себя!

Она вышла на балкон. И так долго «приходила в себя», что даже он остыл. И вознамерился мирно выяснить отношения.

На балконе никого не было. Он взглянул вниз. Там, возле дома, собралась толпа. Все громко и нервно давали друг другу советы: «Надо вызвать Скорую помощь!» «Поздно! Кто уже сможет помочь ей?».


Валентина тоже сгоряча решила доказать... свою любовь, свою невиновность... Что же он наделал с самым дорогим ему человеком?! И как же он сумеет существовать без неё?! Он ведь однажды, когда всё начиналось, сказал ей: «Я не смогу жить без вас!». А что же теперь...