ПРИЛОЖЕНИЕ
Тексты новых
произведений Анатолия Алексина
-
МОЛЧУН
ГОНКИ
ФРАЗЫ
ОТКРОВЕНИЯ СВАХИ,
КРАСАВИЦЫ,
НЕСГОРЕВШИЕ ПИСЬМА,
"КОГО ТЫ
БОЛЬШЕ ВСЕХ ЛЮБИШЬ?",
ЗЕМЛЯКИ,
СУДЬБА
ПРИГОВОРА,
МАЧЕХА,
«СМОТРИ МНЕ В ГЛАЗА!..»,
ОБГОН,
ОХРАННИК,
ШАГИ
«КОГО ТЫ БОЛЬШЕ ВСЕХ ЛЮБИШЬ?»
Рассказ
- Ты бы имя себе подобрал другое, - советовала брату Настя. – Какой же ты
Слава? Чем ты себя п р о с л а в и л? Ну, а после того, что
случилось...
Взрослые привычно и бестактно допытываются: «Кого ты больше любишь: маму или
папу?». Настя, в отличие от большинства однолеток, не отвечала, что любит
родителей одинаково, - она негромко сообщала, что б о л ь ш е любит маму. И
столь же искренно добавляла, что папу она тоже очень любит. Папа не
обижался. Да он бы и не поверил, если б она сказала иначе.
Брат Настин Слава, также не задумываясь, отвечал, что папа ему ближе.
Папа, разумеется, оказался, ближе: ведь мама не доверяла Славе руль
автомобиля потому, что и сама до него не дотрагивалась; не брала сына с
собой на рыбалку, так как и сама на нее не ходила; на охоту с ним вместе не
отправлялась, поскольку не отправлялась и без него тоже.
- Хочу воспитать сына мужчиной, - сказал папа.
Папино стремление Славе понравилось, но понял его как-то однобоко,
по-своему. И, прежде всего принялся покорять девичьи сердца. Этому служили и
руль, и удочки, и ружье... Слава вдохновенно повествовал о том, сколь в
совершенстве общается с ними, что не вполне соответствовало
действительности. Ими он, на самом деле, еще не владел, но доверчивами
сердцами овладевал лихо.
Слава был старше сестры на два года.
- На ц е л ы х два! – подчеркивал он, имея ввиду, что достоин её послушания.
Настя училась в девятом классе, а Слава аж в завершающем одиннадцатом. Брат
обладал еще одним достоинством, в котором не сомневался: он считался
красавцем. Настя красавицей не считалась.
Новым знакомым папа представлял маму не только как жену, но и как
«редкостную» актрису. Он употреблял именно такой эпитет.
Это «чрезмерность!» - каждый раз потом возражала мама.
- Истина не может быть чрезмерной! – настаивал муж.
Сам папа совершал научные открытия, но эти открытия были «закрытыми». Мама
была в театре на первых ролях, а папа на первых ролях в своём сверхнаучном
институте. О её ролях широко знали, а о папиных – даже дома конкретно никто
не ведал. Такое в семье наблюдалось противоречие: мамин талант сверкал у
всех на виду, а папин был наглухо засекречен. Мамин дар привык к
аплодисментам, а папин – к безмолвию. Не исключено, что поэтому он пылко
ценил и воспевал популярность жены: так сказать, одну на двоих. Благо, тот
многомиллионный российский город справедливо называли «театральным».
Представляясь незнакомым людям, мама поспешно, пока не успевали её воспеть,
торопилась известить:
- Это мой муж, выдающийся ученый!
- Важней, что жена моя выдающаяся актриса!
- Кто же её не знает? – так или похоже реагировали собеседники. О папе
ничего похожего не восклицали.
Настя подчеркивала, что успех приносит сцена, а не воспевание родственников.
Когда мама была на сцена, она ею гордилась. Впрочем, не только тогда... В
комнате своей она молча, но регулярно припадала к приспособленному
папой-физиком усилителю звука. Усилитель дарил ей возможность слушать мамины
домашние репетиции к новым спектаклям. Такой возможностью, благодаря папе,
владели и двое других членов семьи, включая самого изобретателя. Правда,
Слава не часто прислушивался к маме в таком её домашнем качестве – другое
дело театральный зал на премьерах, где многие знали, что он мамин сын... Но
ей-то интересно было узнать предварительные мнения... Папа естественно,
восхищался. А Слава присоединялся к нему. Даже если репетицию и не слышал...
Настя же на тех семейных обсуждениях, поблагодарив и извинившись, делала
замечания.
- А говоришь, что больше всех любишь маму! – захотел разок поддеть её Слава.
- Любить – это не значит льстить, - отразила мама его придирку.
К дочери она прислушивалась пристальней, чем к остальным членам семьи. И
записывала в блокнот её мнения.
... На самих премьерных спектаклях мама просила мужа располагаться вдали от
сцены, дабы не наблюдать за выражением его взволнованно напряженного лица.
Просила об этом и Настю: дома она была бойкой, а в окружении зрителей
трепетала. Старалась отгадать, кто и как из них отреагирует на мамино
искусство.
Слава не был подвластен подобному трепету, и мама располагала его где-нибудь
в центре пятого ряда. Он бы с удовольствием расположился в центре первого
ряда, но мама сказала, что даже постоянные места Станиславского и
Немировича-Данченко не находились в такой близости от событий: как ни
странно, на расстоянии действо воспринимается лучше, точнее.
- А в каком ряду они располагались? – поинтересовался Слава.
- То были святые места! – Мама дала понять, что на святые места Слава
претендовать не может. Хотя он намеревался стать знаменитым артистом и для
начала лидерствовал в драмкружке.
Спектакли, премьерные и обыкновенные, Слава посещал со своими поклонницами,
которые менялись время от времени.
Поклонницы, поглядывая на него, бешенно аплодировали. Нелегко было понять,
кому они хлопают, – по-соседству сидящему ловеласу или всё-таки его маме.
- Хоть бы ты влюбился, что-ли, в кого-нибудь – посоветовала ему сестра.
- Мала ты еще давать мне советы...
Но получилось, что он, однако, точно бы против воли, прислушался к совету
сестры и впервые всерьёз увлёкся. Девицей из своего драмкружка по имени
Лера...
Однако папа на спектаклях жены не только восхищался, но испытывал
несвойственный ему страх. Судьбы всех маминых героинь завершались трагично –
в инсценировках толстовской Анны Карениной и флоберовской «Мадам Бовари», в
лермонтовском «Маскараде» и в «Даме с камелиями» Дюма-сына. Папе порой
чудилось, что жена погибает вместе с ними. И прилагал мучительные усилия,
чтобы избавиться от этой тревоги.
- Разве не существует значительных творений с радостными финалами?
- Я таких не знаю. Если даже пир, то «Пир во время чумы».
- Но ты, мне кажется, ощущаешь чужие тяжкие судьбы, как свои собственные. А
это вовсе не прописано тебе медициной...
Со здоровьем у мамы случались и нелады. Настя тоже и неизменно вспоминала об
этом в часы тех «театральных трагедий». И после них, возвращаясь домой,
замечаний уже не делала. Да и впечатления её были тогда далеки от претензий.
От некоторых ролей мама поначалу отказывалась: «Мой возраст не
соответствует...» Но беззаветно веривший в неё режиссер убеждал, что возраст
она на сцене преодолеет. И она побеждала возраст. «А победит ли она свои
хвори?» - продолжал допытываться у себя самого папа. Мама угадывала эти
вопросы.
- Неужели ты думаешь, что я могу тебя подвести?
- Ты не можешь, но твоё необузданное кровяное давление...
- Обещаю его обуздать. Не волнуйся...
Прослышав случайно о том заверении, и Слава пообещал папе то мамино
заверение исполнять.
- У тебя обнаружились врачебные связи?
- Нет, я сам буду способствовать, по возможности, отдыху нашей семьи. А
отдых, как известно, залог здоровья. Которое тебе необходимо!
«Возможность» обнаружилась очень быстро.
- Вот ты, Настенька, имеешь к брату немало разных претензий. Но
справедливость требует замечать прежде всего хорошее! – таковым было доброе
мамино убеждение. – Слава бывает и трогательно заботлив.
- От меня он это заботливо скрывает.
- А вот мне достаточно было мимоходом сказать, что в предстоящие субботу и
воскресенье у меня, как ни странно, спектаклей не оказалось, и он, ни о чем
нас не предупредив, отправился на дачу и за день ее тщательно протопил.
Чтобы мы не продрогли. Сам он там, бедный, вначале, конечно, сильно промёрз.
Теперь хочет, чтобы мы с папой отправились туда рано утром на электричке. –
Они предпочитали ездить за город, на электричке: гараж в дачном городке пока
отсутствовал: в результате не одну машину угнали и ни одна из них не была
найдена. – А чтобы ты приехала к нам попозже: к сожалению, у вас,
школьников, суббота выходным днём не считается.
- Сам-то он в те дни где собирается обитать?
- Ты иронизируешь... А он не отказался бы подышать свежим воздухом вместе с
нами.
- Но не подышит?
- У его драматического кружка в эти дни предвидятся две репетиции и одно
представление. Я рада, что он серьезно относится к своей мечте. Осуществится
она или не осуществится пока неизвестно, но он увлечен... А накормят и
пригреют его в семье Леры.
- Которой он тоже увлечён... – продолжала иронизировать Настя.
Она была менее доверчива, чем родители. Но брату пообещала, что прямо из
школы отправится на вокзал.
- Меня в тот день от занятий освободили: поняли, наконец, что «искусство
требует жертв» и репетиций.
... Вслед за папой Настя слыла в семье изобретательницей, но не на просторе
науки, а на просторе людских отношений. По её мнению, хлопоты брата о
воскресном и субботнем отдыхе требовали исследования, проверки.
Комната Насти была невелика. Настя радовалась: на большом пространстве мысли
и цели словно бы разбегаются, им труднее сосредоточиться, соглашаться или
спорить друг с другом. Говорят: «Надо собраться с мыслями», - рассуждала
Настя, - а собираться с чем-либо на малой территории удобнее, проще. И
усиление звука, придуманное папой, в небольшой комнате становилось более
«усиленным».
Именно такой звук и помог Насте установить, что в гостиную, обладавшую более
привлекательными внешними достоинствами, чем остальные комнаты, Слава завлёк
туда и самую привлекательную из девиц драмкружка. Настя нарекла её Славиной
«пассией». На ней, как установила Настя, Славина лавелавская деятельность
приостановилась, сосредоточилась на одном «объекте».
«Наконец-то влюбился, что я ему и желала», - не без одобрения заключила
сестра.
Чуть позже «усиленное прослушивание» установило, что Слава пригласил
победительницу в гараж. Из окна Настиной комнаты двери гаража чётко
просматривались. Взгляд её приник к этим дверям, которые начали
раскрываться. А еще через минут пять из тех дверей медленно и потому,
казалось, важно, зная себе цену, начала выезжать папина машина. Слава её не
просто вёл, - он за рулём красовался. А достигнув дороги, напрягся...
Улица их была короткой и тихой, но двумя своими концами она упиралась в две
других улицы, словно бы ради диссонанса широченных, утопавших в транспорте и
гудках. Ни в одну из «пробок» Слава вторгнуться не захотел, а, верней, не
рискнул. Осторожно, как на цыпочках, прокатив по обе стороны безопасной
улицы свое очередное, но, видимо, высоко ценимое достояние, Слава начал
возвращаться в гараж.
Через какое-то время Слава и «пассия» появились в гостиной. «Пассия»
обращалась к Славе влюбленно. Оба уселись на диван. Послышалось что-то
похожее на поцелуй. Больших событий на диване Настя не подозревала. Но свой
«усилитель звука» всё же не отключила.
Когда, сберегая тайну встречи, входная дверь мягко затворилась, Настя вышла
из своего укрытия в гостиную. На память о Лере остался навязчивый запах
духов. Слава никаких запахов и иных примет по себе оставить не пожелал.
Часа через три он вернулся.
- А я думал, что ты на даче...- с некоторой растерянностью произнес он.
- Нет, я была дома. Не покидала свою комнату, чтобы вас не спугнуть.
- Подслушивала?
- Верней, подглядывала... как ты рулём крутил.
- Вообще-то мы с Лерой готовились к драматическому кружку.
- Драматическим мог оказаться «кружок», который ты совершил по обеим
сторонам нашей улицы. У тебя есть права на вождение?
- Никакого наваждения не произошло, - обогнал он её дальнейшие вопросы. –
Наша с Лерой пятнадцатиминутная поездка доказала, что я имею право на права.
Прости за тавтологию...
- Прощать тебя не намерена, потому что твоё выпендривание могло подвести
папу... которого, не раз слышала, ты любишь больше всех.
- Я говорил и говорю другое: папа мне б л и ж е всех. Хоть моя новая
актерская мечта и с мамой меня всё очевидней сближает. – Растерянность
подталкивала его на откровенность... – Ну, а кого больше всех «любить»? Люди
больше всего любят, если не ошибаюсь, самих себя.
- Ты сказал: «Если не ошибаюсь»? Так вот: ты ошибаешься. И я буду защищать
от тебя...
- Кого? – перебил он.
- Папу... Ты за руль без него больше не сядешь!
- Это приказ?
- Да, приказ, который ты, «завоеватель», не посмеешь нарушить. Жаловаться я
на тебя не стану: это противно...
- Что ты не ябеда, я знаю. – Это «знание» позволило ему напоследок упрямо
провести свою точку зрения: - А люди всё же сильней всего любят самих себя!
В один из праздничных, а, стало быть, опять нерабочих, дней папа задумал
побаловать себя неотступно привлекавшим его занятием. Погода выдалась
солнечной, но морозной. «Мороз и солнце – день чудесный!» - процитировал он
классика и стал собираться.
Мама, как всегда, в подобных обстоятельствах утепляла рыбака специально и
давно подготовленной ею непроницаемой для холода одеждой.
... Папу дома звали «мастером на все руки». Настя не понимала, почему на
первый план выставляли «руки», в то время как папа, доктор наук, прежде
всего поражал её своими обширными знаниями, находчивостью,
изобретательностью. Он превращал непростые подчас хозяйственные дела в
легкие, а то и приятные. Уж обо всём, что касалось автомобиля, а заодно
стиральной, посудомоечных машин и прочих необходимых дому технических
помощников и говорить нечего!
И Слава стал в тот день, подражая папе, утепляться, для чего надел
изысканный, подаренной мамой к одному из его дней рождения, костюм. Подарком
выглядело и то, что со Славой пожелала разделить «мороз и солнце» его
«пассия», как прозвала Леру, после её автомобильной прогулки, Настя. По
мнению Насти, имя Лера ничего не определяло, а прозвище «пассия» всё-таки
кое на что намекало.
«Пассия» тоже принарядилась. Особенно выделялись её нарядные женские сапоги.
Они со Славой, похоже, готовы были «со славой» проявить себя не на рыбалке,
а на некой пирушке в необычных условиях.
Нежное слово «лунка» обозначало довольно-таки значительное пространство,
вырубаемое рыболовами во льду реки, схваченной морозом и вопреки ему.
Не все рыболовы являлись докторами наук, но все на равных и патологично
обожали свое рыболовное занятие. И в этом все они казались со стороны
одинаковыми.
Папа сел на один из принесенных им со Славой раскладных стульев. А юным
участникам действа предназначались два других.
Кажется, впервые по-настоящему влюбившийся Слава, проявляя свое
джентельменство, пустил «пассию» на живописный край лунки впереди себя.
Папа, в это время на несколько минут отвернувшись, готовил удочки к
исполнению ими своего удочного долга.
Оказавшись почти на самом краю лунки, «пассия» вольно и широко раскинулась
на вежливо поданном Славою раскладном стуле.
Край лунки внезапно, сдаваясь продрогшей подо льдом реке, заворчал,
запротестовал и начал неторопливо погружаться в воду. Чуть-чуть погружаться
в нее с невообразимым ужасом стала и Лера. Верней, поддаваться начали её
нарядные, не для того предназначенные, сапоги. Называть её в тот миг
«пассией» был бы жестоко и несправедливо.
Слава не умел плавать. И истерически завопил: «Папа, смотри!». Но вместо
того, чтобы протянуть ей хотя бы руки, отпрянул в сторону, боясь, что Лера
потянет его за собой.
Папа же, ни на миг не задумываясь, отбросил удочки и стремительно поднял
Леру на руки... что должен был сделать Слава.
Вечером позвонила лерина мама и долго ужасалась тому, что дочь её
«находилась на грани жизни и смерти». Слово «жизнь» проскакивало вроде бы
между прочим: его затмевало трагичное «смерть».
Мама тут же взяла грех на себя:
- Это я во всём виновата: не должна была отпускать наших детей на рыбалку. А
муж мой лишь на миг отвернулся и не заметил, что Лера очутилась так близко к
опасному месту. Слава подал знак, - и муж сражу же поднял Леру на руки.
Сразу же!
- Верю, что и вы поднимете ее на руки... в будущем, как актрису, - с
внезапно изменившейся интонацией выразила надежду мамина собеседница.
- Да, конечно. Надеюсь, она заслужит...
- Ты поверил, что мама любит папу - и за что-то нас - сильней, чем любит
себя? То, что папа любит маму, а заодно и нас с тобой, сильней, чем себя,
давно уж известно...
- Младшая сестра перевоспитывает старшего брата... – съехидничал Слава.
- Значит, ты по-прежнему считаешь что все без исключения любят больше всех
самих себя?
Брат не ответил.
- Ты бы имя, что ли переменил? Какой же ты Слава? Чем ты прославился? В
положительном смысле? Или в умной книге верно сказано: «Характер человека –
это его судьба?
Брат продолжал молчать.
Январь – февраль 2009 г.
|
